|
* * *
А.
Тростиночка немыслящая, деревце,
поцелуй меня в рот, обними.
Мне недолго осталось пить вино,
мои руки дрожат от старости.
Тускнеет, света не прибавляется,
на подоконнике всё больше пыли.
В голове - всё больше сомнения.
Зачем я тебе такой?
Ты приходишь ко мне из жалости
или из любопытства?
Ты целуешь меня от скуки
или от страсти? Скажи,
что в твоей головке делается?
О чём ты думаешь, когда ты одна?
Почему говоришь, что меня обожаешь?
Зачем ты меня нашла?
Я не буду бить тебя плетью.
Муж заметит - он не простит.
Но я хочу, чтобы ты закричала - тростиночка глупая -
от страсти, от боли - мне всё равно!
8.6.06
Эвридика
Мир, отзовись, позволь Эвридике,
платье щепоткой у стройных колен приподняв,
дальше идти, даже если Орфей оглянётся!
Пусть она вечно идёт, не возвращай её в бездну!
Взгляды их вечно пусть будут встречаться,
и лира вечно звучать!
Тьму преисподней развеют гармонией,
преобразятся камни в созвучия...
Дай мне созвучие, мир, дай мне оранжевый
отблеск на кровле, плеск синевы,
дай мне рифмованных строчек охапку,
зелень деревьев, тетрадку прелюдий,
запах раздавленной хвои, страницу огня!
Мир, отзовись, останься во мне,
со мной, для меня,
для тебя самого!
9.6.06
Furtwängler
Фуртвенглер нам приказывает любить
Гуго Вольфа, деревья, звёзды, вселенную,
ведёт нас под уздцы мёртвой хваткой,
не прощает, если спотыкнёшься, минутной слабости.
На острие ножа серебряный свет
нам сервирует, в жар и в холод
бросает нас, останавливает время,
как Исус Навин солнце пылающее.
Боль от ожогов и тяжесть, почти невыносимые,
несут нас ввысь, мы задыхаемся
на этой высоте, надо научиться
дышать без воздуха, одной лишь волей.
Уже и не птицами надо быть,
а какими-то новыми рыбами,
свою стихию покинувшими,
ставшими рабами серебряных звёзд.
Безжалостные лучи целительными шприцами
целятся, вонзаются, протыкают, проникают,
целебным ядом вспарывают душу.
Можно ли жить как прежде?
Гуго Вольф убежал в серебряный жёлтый дом,
куда бежать нам?
18.6.06
Бетховен
Александрийского столпа потомок,
изобретатель BMW, глухой пророк,
своих видений неуклюжий раб, тройным прыжком
открывший двери девятнадцатому веку.
Единогласно выбранный в хрустальном слое
на должность председателя всех звуковых профессий,
святой и хулиган, старатель хмуролицый,
любитель пушек, хохотун, астролог и алхимик.
Знаток всех ядов, первенец, возлюбленный богов,
трагедии рифмач, нахал и ясновидец,
бесстрашный рыцарь вариаций, тишины, энгармонизма,
предтеча атомных подлодок и компьютера,
sforzato кляпом загоняющий в классическую глотку Гёте.
Мечтал о счастье, золото считал,
душой был горд, а Шуберта так и не встретил.
И в венском кабаке утерянный и неразменный грош
на чай презрительно швырял,
как император - милостыню у собора
святого Стефана - всем нам,
восторженным и ничего не разумеющим потомкам.
19.6.06
Ангел
На небе третьем меня ангел встретил,
в глаза заглянул, за руку взял,
повёл далеко, мимо сосен, мимо радуги,
куда ты ведёшь меня, ангел?
Корабль воздушный уже отчаливал,
мы успели, на палубе были места,
поплыли далеко, по эфирным волнам,
куда мы плывём, мой ангел?
Светло впереди, голова кружится,
алмазные спирали справа и слева,
в ушах неясный фиолетовый гул,
пахнет травой, пахнет звёздами.
К звёздам летим? Поднимаемся к свету?
Ответа жду, понимая, что нет ответа.
Научиться надо задавать вопросы,
отставить логику, забыть грамматику,
вместо вопросов просто прикоснуться
кончиками пальцев к мерцающим кристаллам,
неуловимым, алым,
меняющим ежесекундно форму, тональность, сущность...
Ангел мой, не сердись, ангел, будь терпелив!
Не торопи меня, я долго буду учиться
петь как деревья, танцевать со снегом,
рисовать на облаке птицами влажные акварели.
Научусь играть в салки с горными речками,
научусь летать вместе с солнечными зайчиками,
строить песочные замки и круглые квадраты,
сгорать и возрождаться как Феникс,
бесконечно падать в зеркала, проваливаться в звёзды,
превращаться в подобия, верить в невероятное,
разговаривать с собственным дыханием...
...Вокруг запруды зеркальные звенящих фиолетовых звёзд,
звери оранжевые и жёлтые зори зигзагами,
закрома голубой зелени, залежи алых кристаллов,
лёгкие, синие, звонкие, заиграли, запели,
званые и незваные, прозрачные, золотые, тонкие,
пришли, прилетели...
Приплыли! Надо на пристань сойти.
Трудно, боюсь, шаг не могу сделать.
Ангел берёт меня под руку, ждёт,
ангел мне смотрит в глаза - ну так что же, вперёд,
веди меня дальше, мой ангел!
20.6.06
Флейтистка
A.
Сыграй мне на флейте,
рассыпься в арпеджиях, солнечным дымом
морденты и трели обволоки, не забудь,
что прошло триста лет, звуки устали...
Может быть, свечи зажечь?
Оставайся спокойной, следи за дыханием,
лёгкими пальцами клапаны ласково трогай
на гладкой серебряной ветке,
спрашивай и отвечай...
Может, откроем бутылку вина?
Тонкое платье колышется в такт
узнаваемым строгим мотивам,
ровно на первую долю, не раньше, не позже,
губы тончайшей иголочкой время уколят...
Может, закроем глаза?
Вот и каданс наступил, хроматический ряд обессилел,
снег превратился в ручей, ветер дохнул и погас,
время остановилось...
Может быть, надо уснуть, оказаться в пчелином раю,
зарыдать и проститься навеки?
Может быть, крылья расправить и улететь?
А может, сыграешь ещё?
25.6.06
* * *
Открыв глаза, я ничего не вижу.
Перемешалось будущее с прошлым.
И многоцветный мир слепился в серый шар трухлявый.
Атос, проткни его рапирой, он развалится
(ни капли крови, только лишь труха)
на сон и явь, на жалость и жестокость,
воспоминания о будущем, надежды
на то, что совершилось и ушло.
Движенье времени не ощущаю больше.
Так это вот и есть конец пути? Итог?
Недаром Рихтер молотком разбил свой Rolex!
Он знал, что это так, и ненавидел
себя и всех за эту ложь, которая
иллюзию поддерживает, закрепляет.
И Гайдн, когда он застывал на месте
в цветущем парке Эстергази, с палочкой,
фермату как дыру во времени услышав, -
он тоже это знал (из всех великих,
быть может, только он, единственный).
А в парке пели птицы и фонтаны,
светило солнце, лёгкий летний ветер
играл трёхцветными флажками
на башнях замка. Недоумевали
придворные и оркестранты:
“Что с вами, дорогой Маэстро?” -
- “Ах, право, ничего, минутное, простите...” -
и дальше, каблуком по гравию скрипя,
шагал, слегка сутулый, энергичный,
загадочный и вдохновенный,
размахивая тростью, дирижируя
и отгоняя мух и духов злых.
29.6.06
Kreuth
Если облака - ниже гор,
а горы покрыты зелёным лесом,
значит, мы - в горах.
Слова здесь заменяются тонким воздухом,
но музыка, задыхаясь, выживает.
И в этой июльской жаре -
невыносимый Чайковский, из окон -
в другие открытые окна, невыносимый,
он режет прямо по голому телу
вибрацией прелестных девичьих ручек на струнах,
струнным же многоголосием,
многоцветием вертикалей терпких -
вытерпеть необходимо,
потому что это называется Kreuth
(ещё хорошо, что не “кровь”,
хотя и крови здесь было пролито немало).
И это называется “фестиваль”,
иначе - “хаотический праздник”.
А что мы празднуем тут?
Бракосочетание озера с небом?
Солнечные восходы, гибель и возрождение?
Рождение смысла? Или рождение чувства?
Ведь солнце здесь само принесло себя в жертву!
Лучами его пронизаны облака, которые ниже гор,
лучами его пронизаны горы, покрытые лесом,
а струнные девичьи звуки несутся
выше солнечных облаков, выше зелёных гор,
и дальше - сквозь голубой Firmament,
сквозь астероидный пояс,
и дальше - за все пределы,
к вечным млечным путям,
к вечным серебряным звёздам.
7.7.06
Густав Малер на смертном одре
Альма, смотри, плывут корабли,
много их или только один, плохо вижу.
Альма, дай мне руку, я одинок, и сердце болит.
Эти вселенные, которые я сотворил - 9 симфоний,
они вращаются теперь вокруг солнца,
девять симфоний - девять планет,
десятая - только фрагменты остались...
Но Альма, вселенная ведь больше, чем солнце,
как же тогда они могут
вокруг солнца кружиться?
Может, кружится моя голова?
Что-то не так, случилась ошибка,
Или я слишком рано закрыл романтизм?
Или мне надо было идти ещё дальше?
Мысли мои разбегаются...
Слабое сердце, Альма, это большая удача -
смерть наступает мгновенно, без долгих мучений.
Музыку жаль, она бесприютной останется.
Этот Арнольд, знаешь, Альма,
он такой путаник, хотя и талантливый парень,
алгебре слишком доверился,
забыл про иерархию смыслов и звуков...
А что будет дальше, не знаю.
Меня поднимают в такие слои,
что нашу планету оттуда почти что не видно.
Вижу две или три большие войны,
волны цунами... А тот славянин
с непроизносимой фамилией - он будет единственным,
кто дальше за мной пойдёт...
Но дело не в этом, Альма, нам надо
решить, что будет с нами теперь.
Детей позови, хотя... они ещё живы?
Ах, что это я? Альма, прости, это болезнь...
Зачем мне был дан этот пророческий дар?
Я так любил тебя, Альма...
Вот, посмотри, этот корабль
с белым крестом, с белыми крыльями парусов,
это за мной?
Альма, дай руку,
Альма, люби меня,
Альма, прощай, это каданс... (улыбнувшись, умирает)
8.7.06
Одиночество (триптих)
1.
Стонать учись так, чтоб не услышали,
любить учись так, чтоб не заметили,
и говорить - чтоб не придрались.
Учись желать только возможного,
играть одни хоралы Лютера,
хлебать похлёбку недосоленную
и хлебом заедать вчерашним.
Учись прощать любые подлости,
учись терпеть любые мерзости.
Разочаровываться стоит
лишь в том, в чём нету злого умысла,
лишь в том, где есть крупинка ценности,
на остальное - наплевать!
2.
разочарования горький мёд
на острие ножа
голод им не насытишь
жажду не утолишь
разочарования горький мёд
на языке раствори
не объясняй измену
не прогоняй судьбу
разочарования горький мёд
медленно проглоти
не утолить печали
не излечить болезнь
разочарования горький мёд
горьче любого сомнения
горьче любой разлуки
горьче полынь-травы
мёдом этим как ядом
душу и губы помажь
не вспоминай о встречах
не говори о прошлом
и не мечтай о счастье
и оставайся бездомным
перебирай глаголы
но не проси о помощи
и не зови никого
3.
одиночество моё, молчишь?
давай помолчим вместе
посидим на сквозняке за столиком
выкурим по сигарете
одиночество моё ты помнишь
как росло ты медленно беспризорное
как воспитывали тебя наказывали
как учили тебя терпению
вот ты выросло стало сильное
научилось играть в уверенность
притворяться крылатым демоном
оборачиваться судьбой
одиночество моё нескладное
всё живое подвержено тлению
и ты тоже скоро скурыжишься
и останется только облако
из разрозненных глупых атомов
вот тогда я тебя пожалею
вот тогда мне будет не с кем
посидеть на сквозняке за столиком
покурить помолчать поплакать
9.7.06
* * *
На рассвете надо было собираться.
Мы стояли
на некрашеном полу дощатом,
ждали знака.
Тонкий холод из щелей, из леса -
слабый запах хвои и травы.
Мы не спали в эту ночь, мы вспоминали.
Кто-то говорил о детях.
Кто-то говорил о звуках, а другие
просто жаловались на судьбу.
За окном стоял туман, а на столе горели свечи.
Временами, если разговоры замолкали,
тишина казалась напряжённой и звенящей.
Где-то очень далеко была гроза.
Мы почти не слышали её, и только всплески
золотых зарниц мгновенных,
сквозь туман, примешивались к свету
свечей, неровному, колеблющемуся.
Иногда из леса раздавался
волчий вой тревожный, он пугал нас.
Мы не знали, что случится,
если волки к нам придут.
Странно, что совсем не слышно было птиц,
может быть, в других лесах они остались.
Странно, что совсем не видно было звёзд,
впрочем, сквозь туман... однако, свет луны,
в три четверти, довольно яркий,
к нам пробивался.
А на рассвете надо было собираться в путь.
Босые, мы толпились у дверей и окон,
боялись, что когда нам будет знак,
мы проглядим его, мы не поймём.
А запах хвои становился гуще, свечи догорали,
туман рассеивался, золото и зелень за окном
приобретали яркость и реальность,
и у деревьев появились тени.
И мы услышали слова внутри сознания,
и надо было
повиноваться,
собираться в путь,
идти.
11.7.06
Офелия
Мой принц, положите голову мне на колени!
Закройте глаза, не говорите мне гадостей!
Я убаюкаю Вас, нежной ладонью своей
ресницы Ваши буду гладить.
Вам приснится чудесный сон, не бойтесь!
Вам захочется снова быть - быть там всегда.
Я Вас не буду будить - в этом мире
только жестокость царит и месть.
Вы не убьёте отца моего, Вы проспите
свидание и разговор с пышнотелой Гертрудой.
Шпага отравленная останется в ножнах.
Забудьте про тень, пусть живёт она тихо
в мёртвом царстве своём и Вас не тревожит!
Придётся Вам в Виттенберге закончить последний семестр,
стать магистром наук, доктором стать.
Вы напишете труд философский, не смейтесь -
Марк Аврелий писал же, а Вы не глупее его!
Только Шекспир вот про нас ничего не напишет,
сюжета для трагедии здесь не найдёт.
И Эльсинор исчезнет в веках.
И я исчезну вместе с ним,
не спою никогда своей предсмертной песни.
Принц, мы все здесь - тени.
Тени отцов, дочерей, тени любовников.
Актёры уйдут, грим смоют с лица,
наденут костюмы цивильные, закажут такси,
не вспомнят ни строчки из этой пьесы.
И только тепло моих бёдер останется вечно
на Вашем затылке, и тяжесть его,
которую я ощущаю теперь сквозь тонкое платье,
останется вечно на теле.
Не просыпайтесь, мой принц,
позвольте Вас вечно любить!
12.7.06
Кадровые перестановки
Фёдор Михалыч, сочините симфонию!
Пётр Ильич, нарисуйте автопортрет!
Илья Ефимыч, выучите алгебру
и докажите теорему Ферма!
Владимир Ильич, поменяйте пелёнки
Льву Николаичу, которому пора на горшок!
А вы, Анна Андревна, пожарьте котлеты,
заштопайте носки и сходите в магазин!
А пока вы всем этим занимаетесь,
Иосиф Виссарионыч нам сыграет Шёнберга,
а Святослав Теофилыч на велосипеде
выиграет Tour de France.
И начнётся тогда жизнь счастливая,
все арабы заговорят на иврите,
а Александра Сергеича торжественно назначат
министром того, сего и всего!
17.7.06
* * *
Грозу! - Грязь смыть!
Ветер! - Ветки в узлы вязать!
Не спать, глубоко дышать!
Лететь! К воротам! Стражам пароль -
внутрь, в цитадель!
Стремглав! Мимо секретарей!
Руку! Крепче! В глаза - взгляд!
Правду! Не жалеть никого!
Себя не жалеть! Сказать всё!
Суть! - Не важна форма!
Сушь? - Нет, водопад!
Ложь? - В этом мире всегда
такая жара - в холоде жить
смысла нет! Сгореть -
достойнее, чем превратиться в лёд!
Страх? Умереть
не бойся! - Смерти нет!
Один лишь шаг -
вечность рядом, за этой дверью!
18.7.06
Дерево
Л.Д.
Горсть земли зачерпни,
отнеси и просыпь
на плодородные корни -
дерево будет расти.
Боль от утраты слезами избыть
никогда не удастся,
но в чёрную землю пролившись
плодородным дождём,
соль превращается в сладость,
твердь превращается в небо,
зелень становится золотом,
плод наливается соком и ароматом.
Если всем за руки взяться,
песню пропеть на родном языке -
дерево будет расти.
А мы улетим хороводом потешным,
шапочки многоцветные набекрень,
словно стеклянные камешки в калейдоскопе.
И на белой каменной площади,
ослепительным солнцем залитой,
души закружатся в танце.
Звуки и почки набухшие
станут звёздами, а звёзды -
в золотые созвездия сложатся.
19.8.06 Michelstadt
* * *
Побудь один. Твоя душа
устала от прикосновений.
Приди к себе. О прошлом не жалей,
но вспоминай с улыбкой. И не искушай
грядущее пророчествами глупыми.
Подумай о земле. О дереве.
О летнем воздухе, обманчивом и жарком,
о ремесле, заманчивом и трудном.
Подумай о других. Не разрывай
завесу между душами. Не повреди.
Оставь всё длящееся - длиться,
всё любящее - воплотиться.
Смотри и жди. К тебе придут.
Не отвергай тогда протянутую руку.
19.8.06 Michelstadt
* * *
Когда ангелам пришивают крылья,
втыкают иголки глубоко в позвоночник.
Можно оглохнуть от криков -
так больно, так больно им днём и ночью.
Но утром они расправляют крылья
и летят ослепительным облаком
туда - на крышу мира
(чашу амброзии - одним глотком).
Это - ангелы настоящие, а другие - падшие -
те не поднимаются выше деревьев.
Осколки боли снегом падают
на заснеженные поля и деревни.
К вечеру там становится тихо, морозно.
Чёрный бесформенный лес далеко. Снег блестит.
Страна падших ангелов. Возможно,
их никто никогда не простит.
У них крылья прижились плохо.
Им давали анестезию.
Господи, к тебе на алтарь - как на плаху!
Господи, спаси Россию!
16.7.07 Casalmaggiore
* * *
Ящерка тоненькая, серенькая,
выдуманная, высушенная
итальянским солнечным жаром,
не бойся меня, я не трону!
Бойся крыс и собак!
Крысы шуршат по холодным подвалам в театре,
ищут тебя!
Собаки за железным забором гуляют,
лают!
Я их тоже боюсь!
Ящерка, давай заключим союз -
спасает от хищников,
да и вообще не так скучно.
А то вот сидишь и не знаешь, что делать.
Смотришь в окно, а там церковь
и колокол - тоже сходит с ума от этой жары,
бьёт непрерывно!
Трудно католикам жить!
Каждые четверть часа напоминают:
время проходит! А ты ничего не успел!
Только на тонкую ящерку полюбовался.
18.7.07 Casalmaggiore
* * *
Сияющий шар, парящий в пространстве,
излучающий смыслы, формы и звуки,
направляющий их по таинственной,
на Земле ещё не открытой кривой
в уши того, кто способен понять и услышать.
Моцарт, ты это знаешь, для тебя это просто,
только проснулся, уже в голове
огненный ветер - это симфония или квинтет.
А на бумагу перенести - дело привычки.
Ну, а другим приходится долго сидеть,
вслушиваться в пустоту, приходить в отчаяние,
пока, наконец, после тяжких усилий,
что-то услышишь, может быть, только три ноты.
Но всё равно, лучше так, чем придумывать.
Всё, что придумаешь, долго не проживёт,
эти три ноты останутся.
Это - подарок небес, и это - свидетельство,
что небеса действительно есть.
Моцарт, а всё-таки ты со мной поздороваешься!
Может быть, даже парой слов обменяемся
или сыграем вечером партию в мяч.
Будет не так-то уж много нас в этой деревне,
может быть, 150 или 200,
и индекс почтовый будет у нас
один и тот же.
20.7.07 Casalmaggiore
* * *
Белый запах жасмина
спустя сорок лет
остался снежинками
в глубине моих лёгких.
Шёлковые лепестки.
22.7.07 Casalmaggiore
Рождение
1.
"Иди за мной!" - и за угол свернул.
За ним - но проводник исчез.
И разветвления путей сбивают с толку.
Следы неразличимы на камнях.
Вокруг всё пусто, сумрачно, угрюмо.
Назад? Но смысла нет - осталась там
лишь грязь на подоконнике, и в ржавой мойке
невымытой посуды груда.
Глаза закрыл. Стараюсь уловить
шагов далёких звуки. Нет, не слышу.
Лишь слабый ветер, снежная позёмка.
Всё холоднее, всё темнее. Я в отчаяньи.
Мне надо было за руку схватить
его, не отпускать, но было страшно
притронуться к нему - нездешний облик,
горящие глаза, он двигался так быстро,
что я не успевал ловить его движенья.
Как будто он пытался
искусственно замедлить своё время
и к моему примериться - но безуспешно.
И говорил так быстро, так невнятно -
"Иди за мной!" - а перед этим?
Что-то про путь и снег, про сад и камни,
про то, как жалко расставаться с прошлым,
про солнечные ветки, запах моря,
про гроздья винограда, лунный свет, серебряные звёзды,
цветенье вишен, бурю, ливень, вьюгу,
скрещённые мечи и страстные напевы,
и в монастырской келье чуткое терпенье.
Он обещал мне подлинные доказательства
существования иных миров, он говорил
про музыку, он обещал мне встречу
со всеми, кто меня любил, кто был мне дорог.
Куда же он пропал? Позёмка улеглась.
Вокруг всё так же тихо, пусто.
Мерцает снег. Растерянный, стою
и вспоминаю.
2.
Я был цветком, пантерой, камнем,
Платоном, Моцартом, рабом в Египте,
был проституткой в ассирийском храме,
меня убили на рассвете
в глухой техасской деревушке,
когда я выиграл 12000 в покер,
я шахматистом был, я был монахом,
недолго - муравьём, и очень долго -
секвойей, инквизитором в Толедо
пытал я ведьм нагих и был одной из них
(я умерла тогда на дыбе, не снеся мучений),
я был дождём, я был рассветом,
"Тристаном и Изольдой" Вагнера, 12-й сонатой
Бетховена, копал червей
для рыб в садках у императора Нерона,
искал сокровища в пещерах, был пещерой,
орлом, алхимиком, шпионом, рок-звездой,
я солнцем был, фотонным излученьем,
я был вселенной, я и сейчас -
вселенная, во мне связались
все линии... я одинок,
я бедный атом, лёгкое нейтрино,
пушинка одуванчика... - "Иди
за мной!" - и за угол свернул.
Потом исчез и превратился в пыль.
И разветвления путей сцепились в паутину.
Я там застрял. Цепочка перевоплощений
оборвалась...
-------------------------------------------------
Но, выждав бесконечно долгое мгновенье,
реактор заработал вновь, был подан знак,
и я родился
2-го января, в Москве,
в заснеженном саду, под шорох хвои,
под тихий звон рождественских игрушек.
22.7.07 Casalmaggiore
|
